Накануне Нового года псковские общественники предложили губернатору присвоить 2017 году имя «самого замечательного из государственных московских людей XVII века» (так его называл историк Василий Ключевский), уроженца Псковской земли, а точнее, опочанина по происхождению, Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина.
Ордин-Нащокин был, как сказали бы сегодня, эффективным менеджером своего времени. Его называли «русским Ришелье», а родись он в Италии и лет на сто раньше, там, наверное, стало бы на одного титана эпохи Возрождения больше. Это чуть ли не первый в России человек, удостоившийся высочайших почестей не по праву своего рождения, а по уму и за свои многочисленные заслуги. И это был высокопоставленный чиновник, который сказал «я устал, я ухожу» только потому, что не захотел изменить своим принципам.
Он имел характер и волю не соглашаться с царём, но сам Алексей Михайлович в одной из жалованных грамот написал Афанасию Лаврентьевичу: «Служба твоя забвенна николи не будет».
В 2017-м исполняется ровно 350 лет с того года, который стал переломным в судьбе не только Афанасия Лаврентьевича, но и тогдашнего русского государства. В 1667 году Ордин-Нащокин добился успешного завершения кровопролитной тринадцатилетней войны между Россией и Польшей, его стараниями было заключено знаменитое Андрусовское перемирие, прославившее его на всю Европу как выдающегося дипломата. Афанасий Лаврентьевич так искусно провёл переговоры, что перемирие это было достигнуто на самых выгодных для Московского государства условиях. За это он был пожалован в бояре, получил в управление Посольский приказ и титул «царственные большие печати и государственных великих посольских дел оберегателя». То есть, по сути стал премьер-министром, вторым в государстве человеком после царя.
Казалось бы, кому это сегодня интересно. Зачем доставать из шкафа скелет, который пылился там столько лет никому не нужный? Однако даже беглое знакомство с биографией Ордина-Нащокина в изложении того же Ключевского способно изумить некоторых самых рьяных умельцев любить родину.
Пожалуй, настало самое время разобраться с наследием великого царедворца допетровской эпохи. Сейчас узнаете, почему Афанасий Лаврентьевич как никогда актуален. Того и гляди, сами ж начнёте подписи собирать, требуя задним числом лишить его российского гражданства. Нет, ну каков, а:
1. Будучи нашим земляком, а значит, уроженцем пограничных с Ливонией территорий, он рано начал общаться с иноземцами и подсмотрел у них немало полезного. Как пишет Ключевский, он был «ревностным поклонником Западной Европы и жестоким критиком отечественного быта». В защиту Ордина-Нащокина говорит лишь то, что он противился иноземным обычаям и чужой манере одеваться - то есть стремился внедрять общеевропейскую культуру без ущерба для национальной русской самобытности, а не как потом Пётр Первый.
2. Ордин-Нащокин, если выражаться современным языком, был беспощадным критиком «режима», а по словам Ключевского, слыл человеком, который вечно всем недоволен: и правительственными учреждениями, и приказными обычаями, и военным устройством. Он буквально изводил царя желчными жалобами на московских людей и московские порядки.
Вместе с тем в его письмах «в Кремль» столько идей и проектов, что «при должной практической разработке» они могли бы надолго определить успешную внешнюю и внутреннюю политику России.
3. Нащокин не просто боролся с бюрократией – ему был противен тогдашний порядок внутреннего управления в Московском государстве, где «всё держалось на самой стеснительной опеке высших центральных учреждений над подчинёнными исполнителями».
Иными словами, Афанасий Лаврентьевич сопротивлялся «вертикали власти», требуя делегировать властные полномочия представителям местного самоуправления. Ещё чего удумал, да?
4. Будучи одним из величайших дипломатов Европы, Ордин-Нащокин, как это ни удивительно, возлагал свои главные надежды вовсе не на внешнюю, а на внутреннюю политику. По словам Ключевского, он «едва ли не раньше других усвоил мысль, что народное хозяйство само по себе должно составлять один из главнейших предметов государственного управления», а геополитика – дело десятое.
5. Из лекции Ключевского об Ордине-Нащокине также следует, что этот видный государственный деятель первым призвал перестать «кошмарить бизнес»: «Чтобы промышленный класс мог действовать производительнее, надо было освободить его от гнёта приказной администрации».
6. Управляя Псковом в качестве воеводы, Афанасий Лаврентьевич взялся применить у нас модель городского самоуправления «с примеру сторонних чужих земель», хотя ни на какие «печеньки от госдепа» ему в те поры рассчитывать не приходилось. По его замыслу, посадские люди должны были каждые три года выбирать из своей среды тех, кто будет управлять городским хозяйством, следить за таможенными сборами и доходами от питейного бизнеса, вершили правосудие в таких делах, которыми сегодня ведает арбитражный суд. Таким образом он предвосхитил земскую либеральную реформу Александра II.
Посадский люд приветствовал эти нововведения, но богачи не захотели делиться властью с простолюдинами. Напрасно Нащокин надеялся, что псковские «градские права» послужат примером для других воевод и будут взяты за основу повсеместно. Московское боярство усмотрело в его реформе «дерзкое посягательство на исконные права и привычки воевод и дьяков в угоду тяглого посадского мужичья».
Сами видите: Ордин-Нащокин покушался на скрепы, а за такое ему бы и сегодня не поздоровилось.
7. Когда он приехал в Псков в 1665 году, то увидел, что всякий наживается как умеет: «лутчие» люди, пользуясь властью, притесняли «середних и мелких людишек», а те, не имея оборотного капитала, занимали деньги у немцев, перекупали русские товары и сбывали потом за границу с минимальной наценкой, тем самым подрывая государственную экономику. Нащокин установил, что слабость псковских купцов перед иноземными заключается в их недоверии друг к другу, недостатке капитала и отсутствии удобного кредита. Всего за восемь месяцев своего воеводства он создал в Пскове эффективную систему взаимозаймов, при которой крупные торговцы опекали «маломочных», а земская изба выдавала купцам ссуды для покупки товаров на вывоз.
К счастью, боярство быстро пресекло эти «гайдаровские реформы» и вернуло псковичам духовность, а то бы у нас тут, чего доброго, вместо псковских далей возникли какие-нибудь силиконовые долины (свят, свят, свят!).
8. Тем не менее, когда Ордин-Нащокин возглавил Посольский приказ, он эти свои «дерзкие посягательства» на государственные устои продолжил и организовал выдачу ссуд «недостаточным» торговцам из московской таможни и городовых земских изб, чтобы крупные купцы кооперировались с мелкими ради поддержания высоких цен на вывозные русские товары. Не зря многие российские банкиры считают Ордина-Нащокина своим предтечей, как, впрочем, и таможенники с дипломатами.
9. Чиновникам всех мастей следовало бы почитать Ордина-Нащокина хотя бы за то, что он первым сформулировал принцип «одного окна». После того, как посадские люди начали ходатайствовать перед московскими властями, чтобы их ведали в одном приказе, а не заставляли таскаться по разным столичным учреждениям, он издал Новоторговый устав, в котором обосновал мысль об особом приказе, который бы ведал делами купецких людей. По его замыслу это должен был быть Приказ купецких дел. (Кстати, сегодняшние экспортёры России до сих пор мечтают о таком «приказе»).
10. Одно время в Москве ходили слухи, что Ордин-Нащокин взялся переписать все русские законы в целях децентрализации власти, «в смысле ослабления столичной приказной опеки над местными управлениями, с которой Нащокин воевал всю свою жизнь», писал Ключевский.
И этого человека он называл замечательным государственным мужем?
11. А впрочем, сегодня Афанасия Лаврентьевича могли бы облагодетельствовать как провозвестника «русского мира»: он грезил о тех временах, когда многочисленные славянские народы «от Адриатического и до Немецкого моря и до Северного океана» сольются в один христианский, покровительствуемый православным царём московским, и станут такой могучей силой, которую никому не сокрушить.
Однако же его ошибка состояла в том, что он предпочитал добиваться этого не оружием, а умом. Он считал, что для достижения его благих чаяний России необходимо усиливать влияние православной церкви в Европе, и ради глобальных государственных интересов «хлопотал о мире с ханом крымским, о тесном союзе с Польшей, жертвуя западной Малороссией», когда необходимо было заключить то самое Андрусовское перемирие.
12. «Нащокин был одним из редких дипломатов, обладающих дипломатической совестливостью», - утверждает Ключевский, что уж совсем никуда не годится.
Когда уже после Андрусовского перемирия гетман западной Малороссии «отложившись от Польши, поддался турецкому султану, а потом изъявил согласие стать под высокую руку царя московского, Нащокин на запрос из Москвы, можно ли принять Дорошенка в подданство, отвечал решительным протестом против такого нарушения договоров, выразил даже негодование, что к нему обращаются с такими некорректными запросами. По его мнению, дело надобно было повести так, чтобы сами поляки, разумно взвесив свои и московские интересы, для упрочения русско-польского союза против басурман и для успокоения Украйны добровольно уступили Москве и Киев, и даже всю западную Малороссию», а не нарушать подписанные ранее международные соглашения.
Без комментариев.
13. Самое прискорбное, что Ордин-Нащокин имел отличное от царского мнение. В результате на вершине власти он пробыл совсем недолго - не больше пяти лет. В 1671 году его назначили вести новые переговоры с Польшей, чтобы нарушить прежние соглашения, скреплённые его же собственной присягой всего за год до этого. Афанасий Лаврентьевич отказался и уже в феврале 1672 года был пострижен в монахи Крыпецкой пустыни. Сейчас это называется «уехал во внутреннюю эмиграцию».
Интересно, что в 1679 году царь Фёдор Алексеевич прислал за Ординым-Нащокиным своих верных людей, велел им заново обрядить бывшего канцлера в боярское платье и срочно доставить в Москву для очередных переговоров с польскими послами.
Однако же советы Афанасия Лаврентьевича тогда опять никому не понравились, их сочли «устаревшими», а самого опального дипломата поскорее вернули обратно в его келью, где он скончался всего через год.
Первее Первого
А вот Ключевский не считал Ордина-Нащокина устаревшим даже полтора века спустя и утверждал, что тот подготовил реформы Петра Первого и во многом их предвосхитил. В частности, Нащокин задолго до Петра искал способ вернуть России гавани Нарвы, Иван-города, Орешка «и всего течения Невы со шведской крепостцой Канцами», где позднее будет основан Санкт-Петербург. Но, как утверждает Ключевский, «смотрел шире».
Кстати, одновременно с Посольским Ордин-Нащокин возглавил и Корабельный приказ, так что первый в России «Морской устав» был разработан им и это он руководил строительством первого отечественного военного корабля «Орёл» (который потом сжёг Степан Разин).
На вершине своей карьеры Ордин-Нащокин, действительно, был причастен почти ко всем великим начинаниям своего времени. Разве что к организации русской почты, вопреки устоявшемуся мнению, имел опосредованное отношение.
Царь действительно поручил своему главному дипломату наладить ежемесячную доставку «вестей» из Европы, но, по уточнённым данным, основоположником «Почты России» стал голландец Ян ванн Сведен, а вовсе не прославленный пскович, хотя именно псковские почтовики несколько лет назад инициировали создание регионального Общественного совета по увековечению памяти А.Л. Ордина-Нащокина и уже немало поспособствовали его славе.
Стараниями этого совета в Псковской области установлены уже три бюста Ордина-Нащокина: на его родине в Опочке, в Кривске – неподалёку от тех мест, где Афанасий Лаврентьевич впервые отличился на государевой службе, когда участвовал в определении границ между Россией и Швецией после Столбовского мира, а также в Крыпецком монастыре, где он закончил свой земной путь под именем монаха Антония.
Он же не памятник!
Известно, что он до самой своей смерти в 1680 году занимался благотворительностью: строил в Пскове Казанскую церковь (не сохранилась), организовал больницу. Учитывая такое неутомимое участие в общественной жизни города, историки одно время даже засомневались, что он похоронен в Крыпецах, а не в самом Пскове, пока совсем недавно не нашли тому документальное подтверждение.
Точная дата рождения Ордина-Нащокина (1605 год) тоже была установлена всего несколько лет назад. Научные изыскания обстоятельств его жизни продолжаются и нуждаются в государственной поддержке.
И конечно, псковские общественники надеются установить в Пскове памятник Ордину-Нащокину, достойный масштаба его личности. Общественный совет по увековечению его памяти уже ведёт переговоры с влиятельными московскими структурами, которые обещают не только привлечь к этому делу самых состоятельных российских патриотов, но и провести всероссийский конкурс проектов будущего памятника.
Место для монумента Ордину-Нащокину в Пскове выбрано уже давно: это сквер в начале улицы Поземского, возле спуска на Золотую набережную. Но есть мнение, что памятник знаменитому псковскому дипломату допетровской эпохи выглядел бы ещё более уместным в сквере возле магазина «Петух» на пересечении улиц Некрасова и Советской – там, где таможенники установили закладной камень в знак будущего памятника героям своего ведомства. Ведь Ордин-Нащокин им не чужой, а в бронзовом виде мог бы вдобавок послужить гением места, окружённого белокаменными палатами XVII века.
Авторы идеи назвать 2017-й годом Ордина-Нащокина надеются также на проведение в Пскове посвящённой ему всероссийской научной конференции.
Судя по всему, их предложению дан ход.
Только бы «лутчие» люди нашего времени не вычитали у Ключевского лишнего и не пожелали вернуть Ордина-Нащокина обратно в его «келью», чтобы никому и в голову не пришло выискивать в его жизнеописании весьма нелестные для сегодняшних государственных московских мужей параллели.
