«Волей неволей должен выполнить заказ»
- Игорь Дмитриевич, Пушкин очень часто присутствует в ваших работах. Нынешняя выставка, которую вы привезли в Псков, - тоже пушкинская. Как так получилось, что поэт занял такое огромное пространство в вашем творчестве?
- Не с самого начала так было. Я познакомился с Пушкиным совершенно случайно, не имею в виду школу, а близко познакомился. Для меня он стал почти родным человеком, понятным. Пушкинисты скажут: «Что это ему понятно, мы всю жизнь его изучаем». Может быть, подумают, что я бахвалюсь, но он мне правда понятен, просто как человек. Я примерно догадываюсь, как он себя вел, какие действия совершал, как молчал, как смотрел. Но он не занимает основное место в моем творчестве. Недавно вот на меня Софья Ковалевская навалилась. Где я и где Ковалевская, что общего между мной и математиком? Но чем хороши европейские художники Возрождения: они все работали не по зову души, а по заказу. Тебе дают заказ и ты волей-неволей должен его выполнить на надлежащем уровне. Назовите мне хоть одного художника, кроме Энгеля Насибулина, кто посвятил все свое творчество Пушкину? Да, временные прикосновения были у многих. А так чтобы делать циклами – это получается не специально. У меня не было позывов заниматься Пушкиным или рисовать картинки по Пушкину. Я в Псковском театре работал, делали в 1999 году «Полтаву». И это опять же заказ: я работал в театре художником и за это деньги получал. Надо было оформить спектакль, я был погружен в материал, потом у меня родился первый цикл - «Ситцевый Пушкин». Постепенно углубился. Эти циклы появляются сами собой, тут нет никакого насилия над собой, бывает, два-три года ничего не рождается.
- Цикл картин о Софье Ковалевской тоже случайно сложился?
- Да, для меня самого эта серия получилась неожиданной. Я понял так, что это должен быть экспромт, она должна такой тенью ходить у меня в работах… Вот сейчас мы остановим сто человек, никто ведь не скажет, как она выглядела. Даже если покажем фотографию и спросим: это она? Вот вы помните, как она выглядела?
- Нет, абсолютно.
- Я тоже не знал, пока не стал этим заниматься. Она крайне такая… девушка из толпы. Зацепиться там не за что. Вот Пушкина как ни нарисуй, бакенбарды и цилиндр – и всё, Пушкин. Я тут задумался, почему у каждого выдающегося писатели или поэта был свой имидж, не знаю, они работали над этим или нет. Есенин, Маяковский, Гоголь, Лермонтов – у каждого свой незабываемый облик. Вот как, они старались что ли? Это сейчас Коля Басков начесывается каждые полгода, а эти люди такого слова, наверное, не знали. Как это у них так складывалось автоматически? Это же загадка. Ну, понятно, Пушкин ногти точил без конца, но ногти – это же не имидж.
- Тоже за собой следил, получается.
- Насибулин это акцентирует всегда, у него всегда Пушкин с когтями, обратите внимание. У него вообще Пушкин свой, но очень убедительный. Я надеюсь, что у меня тоже свой Пушкин, что-то такое в своих работах я показал, о чем, наверное, никто не догадывался, но вполне возможно, что это было.
«Надо просто мысленно себе представить всё – и это будет хорошо»
- Меня вот прямо выводят из себя работы, где, знаете, например, стоит Пушкин на ярмарке. Художник, по-видимому, прочитал знаменитые воспоминания опочецкого лавочника, что поэт на ярмарке был в красной рубахе и ел апельсины. И вот художника зацепила эта мысль. Я видел эту картину: примерно два на три метра, со всей живописной прямотой написана массовка, крестьяне, хомуты и прочие прелести сельской жизни, и стоит Пушкин. Ну, это вообще чудеса… Короче, в соломенной шляпе, красной рубахе, подпоясан синим кушаком, в руках у него что-то типа блокнота и он записывает! Ну, елки-палки, у Пушкина была такая память, что даже если он хотел что-то зафиксировать, ему не надо было это записывать. Как так можно: писать такое полотно, не побоюсь это слова, холст маслом, и делать такую глупость. Лучше «Пушкин и зайцы», например.
- Получается, что новые проекты у вас появляются, когда кто-то подает идею?
- Нет, не идею. Вот мне говорят: а не сделать ли нам книжку на основе твоих рисунков? Так это звучит. Георгий Николаевич (Василевич – А.П.) же не сказал: а вот нарисуй-ка мне Софью Ковалевскую в тумане. Это была просьба: в музее помочь и нарисовать какую-то серию работ к юбилейной дате.
- То есть нет определенных вещей или персонажей, которым вы бы хотели посвятить серию работ, если представится случай?
- Нет, это точно не моя стезя. Я не записной художник по датам и фамилиям. Просто Пушкин - это такая счастливая случайность, может быть, даже счастливая закономерность. Я же сам родом из Башкирии, сейчас в Питере живу, но супруга моя из Пскова. Так бы я, может, никогда в жизни в Пскове не оказался, не приехал бы в Михайловское. А все так шло, шло, и к Пушкину вывело. Считайте, что у меня свой путь к Пушкину: необычный, нестандартный. Я просто сюда приехал, потому что семейные обстоятельства так сложились, и ведь не сразу в театре стал работать, два-три года я болтался, был свободным художником, как говорится. А первый цикл «Ситцевый Пушкин» нарисовал, ни разу не побывав в Михайловском, к стыду своему. Мне просто повезло. Знаете, некоторые художники едут изучать материал, это правильно и хорошо, наверное, но по себе знаю: когда поедешь изучать, вообще ничего не получится. Надо просто мысленно там быть, мысленно себе представить всё – и это будет хорошо.
- Своя интерпретация получается, так убедительнее?
- Иногда мне говорят старушки, наверное, бывшие учителя или филологи: а у вас Пушкин не похож. Но я принципиально не использую портреты Кипренского и Тропинина, чтобы было портретное сходство. Пусть он у каждого свой, я не имею в виду поэтическое наследие, а внешне. Ведь все хотят, чтобы Пушкин был как Дантес, а на самом деле наоборот все. Я тут недавно книжку прочитал, хорошая, исследовательская, не на сплетнях основанная, а на сопоставлении фактов и писем. О женщинах Пушкина? он ведь не такой был и бабник, он бы и рад был им быть, но был настолько невыразительный как мужчина… А женщин не интересовали его поэтические таланты, и его это бесило. Он последний из всех его приятелей и друзей, кто имел отношения с Анной Керн. И то, он это сделал для галочки, у него уже всё перегорело, она уже со всеми имела отношения. Я сейчас факт говорю, и в этом ничего нет пошлого. А этот донжуанский список – чушь полная, ну было у него десяток-полтора женщин, может, и все. У меня после прочтения была мысль сделать серию «Пушкин и женщины», но тут надо было выдержать такую грань… Пристрелили бы меня пушкиноведы.
«У театра с технической стороны всё есть, но ничего не происходит»
- Все-таки возвращаясь к Псковскому театру: вы говорили, что хотели бы вернуться. Почему не складывается?
- Наверное, потому что каждая новая команда приходит со своими людьми, каждый режиссер - со своим художником. В этом нет ничего обидного или неправильного, потому ведь зачем им рисковать? Я могу оказаться капризным или непрофессионалом, могу подвести – они же не знают. А театр все-таки производство, как ни крути.
Выставку, по большому счету, я тоже не случайно в эти дни затеял. Во-первых, уже и цикл работ подошел к концу, во-вторых, все равно мне хочется хоть как-то поучаствовать в этом театральном фестивале, возле Пушкина боком постоять. И, может быть, даже сделать эту выставку не в пику, нет – в альтернативу: показать, что еще в Пскове есть пушкинское место, не только один театр. Весь Псков должен быть пушкинским.
- Театр с тех пор как Вы в нем работали, изменился, и не единожды, начиная с руководства.
- Про театр сейчас говорить сложно: там уже не та атмосфера. Я же ни с кем не ругался, я туда захожу. Но чтобы начать работу в этом театре, нужно поругаться со всеми, ну, с половиной как минимум, потому что половина там никакого отношения к театру не имеет. Там профессионалов осталось человек десять, и то – в среде артистической.
И вот то, что у театра сейчас нет внутреннего дворика – тоже неправильно. Театр – замкнутый организм должен быть, а сейчас тут артисты стоят курят и тут же зрители потенциальные ходят – так же нельзя. Это святое место, тайна, загадка. А тебе показывают все кишки, все потроха и ты уже не веришь никому – ни Чехову, ни Гоголю. Не знаю, что должно произойти, это ведь какой год уже тянется. У театра с технической стороны всё есть: помещение, оборудование, деньги даже дают. Но ничего не происходит. Беда, конечно.
- Но Вы остаетесь театральным художником сейчас, даже не работая в театре.
- Театр я правда люблю, это моё, для меня всегда важен сюжет, действие. Как мне старший товарищ, один московский художник сказал: надо показать такой момент, чтобы зритель почувствовал, что было за минуту «до» и что будет через минуту «после». Если угадал этот мгновение в сюжете, то работа получится. И это правда. Театр вообще дело интересное, там ты чувствуешь, что ты нужен: артистам, цехам, режиссерам. Видишь результат своей работы, и его хотя бы шестьсот человек увидят – это для самооценки очень важно. Я, правда, уже прошел тот путь, когда надо было самооцениваться…
Меня знают в Пскове и как художника, который Пушкина рисует, и как театрального. Питер, конечно, не мой город, хоть я там почти тридцать два года. А вот Псков мой: мой масштаб, мой размер, мне уютно здесь. Я бы хотел посвятить остаток творческой жизни Пскову.
