Псковский «Заповедник»: сводили счёты с прошлым, а расплясались, как настоящие

Посвящённый Довлатову псковский фестиваль «Заповедник» старательно делал вид, что он не про нас, а про бухие 70-е, но что-то пошло не так («вышедший из под контроля пиар»?)

Псковский довлатовский фестиваль «Заповедник» - это такая машина времени, в которой вы словно бы переноситесь на 40 лет назад, а то и ещё дальше забегая вперёд в прошлое, как в спектакле «Старший сын» Санкт-Петербургского театра «Мастерская».

Посвящённый Довлатову псковский фестиваль «Заповедник» старательно делал вид, что он не про нас, а про бухие 70-е, но что-то пошло не так («вышедший из под контроля пиар»?)
Фото Андрея Кокшарова.

Причём в этом советском прошлом вам становится так уютненько, что вы поневоле разомлеваете в бархатном театральном кресле, спохватываясь лишь изредка, в особо трогательные моменты: а где же мой батистовый носовой платочек, чтобы смахнуть навернувшуюся слезу? Бумажный-то, вроде, не ко времени и не к месту (их сегодня посылают новоизбранным муниципальным депутатам вместо чёрной метки).

Спектакль «Старший сын» театра «Мастерская». Фото Андрея Кокшарова.

Как вдруг в момент перемены картин на сцену выскакивает какой-то разодетый по последней моде метросексуал из клипа «В Питере - пить», только побрутальнее и не в очках, а со щегольской двухдневной щетиной на щеках – и начинает выделывать коленца в духе героев Шнурова, пока другие артисты аутентично пританцовывают добрый винтажный твист в своих клёшах или семейниках на босу ногу…

Сцена из спектакля «Старший сын» театра «Мастерская». Фото Андрея Кокшарова.

Возвращение

И вот так каждый день. В обед кинорежиссёр Андрей Звягинцев на вопрос «А не хотели бы вы вернуться в театр?» объясняет, что театр за последние 20 лет изменился до неузнаваемости, что это уже другой, постдраматический театр, язык для которого лично ему, Звягинцеву, пришлось бы придумывать заново.

Андрей Звягинцев на фестивале «Заповедник». Фото Андрея Кокшарова.

А вечером на псковской сцене спектакль «Старший сын» - «визитная карточка» питерского театра «Мастерская», в котором нет и намёка на постдраматическое.

Спектакль «Старший сын» театра «Мастерская». Фото Андрея Кокшарова.

…Если бы не этот мужик со щетиной, который снуёт туда-сюда сквозь пространственно-временной портал в паузах между картинами, чтобы ближе к финалу всё-таки ненадолго обжиться в пьесе Вампилова в роли идеального жениха, лётчика Кудимова.

Спектакль «Старший сын» театра «Мастерская». Фото Андрея Кокшарова.

Но и тогда он больше всего беспокоится о том, как бы побыстрее улизнуть обратно во «В Питере - пить».

Стахановцам больше не наливать

Каково это было на самом деле («в Питере – пить») в додовлатовские, довлавтовские и последовлатовские времена, на фестивале рассказывала специалист по советской повседневности, профессор Наталия Лебина.

Лекция Наталии Лебиной. Фото Ольги Миронович.

Как-то так получилось, наверное, просто совпадение или «данность», если пользоваться термином докладчицы, которая старательно избегала оценочных суждений, что в начале славных дел каждый новый советский правитель принимался яростно бороться с пьянством. А чуть засидится во власти – и на тебе: во всех подворотнях открываются рюмочные (или пивные – когда как).

То есть, сперва всякая новая авторитарная власть проявляет филантропию и говорит: хватит пьянствовать, сейчас как заживём – будет уже не от чего пить, потому что ни горя, ни нищеты не останется и в помине.

Лекция Наталии Лебиной. Фото Ольги Миронович.

А потом она же сама начинает беспокоиться, что «стахановцы – представители новой элиты не получают достаточного количества шампанского», тогда как выпивать просто необходимо, поскольку «жить стало лучше, жить стало веселей».

Сцена из спектакля «Невидимая книга». Фото Андрея Кокшарова.

И переходит на ускоренный способ производства того же шампанского, сокращая срок его выдержки до 25 дней. Но при этом сохраняет «некоторый объём производства по французскому методу» - с трёхлетней выдержкой вина в бочках, а потом ещё столько же в бутылках (сами понимаете, для кого и под чьи колбаски).

Эпизод фестиваля «Заповедник» в Пушкинских Горах. Фото Андрея Кокшарова.

Так что фронтовые сто грамм «бледно-сиреневого цвета», которые причитались даже балеринам, если они выезжали на передовую, это никакая не психотерапия, а политика в чистом виде. Как и «шалманная демократия» - одно из первых отечественных завоеваний вернувшихся с фронта победителей.

Лекция Наталии Лебиной. Фото Ольги Миронович.

Хрущов поднял было цену на водку, но эпоха застоя примирила строителей коммунизма с действительностью посредством бормотухи. Это когда бывший муж одной из героинь Довлатова ушёл в магазин за «Солнцедаром» - да так и не вернулся.

Сцена из спектакля «Невидимая книга». Фото Андрея Кокшарова.

Основанная во многом на советских анекдотах, которые заменяют современным учёным летописи тех лет, лекция Лебиной называлась «Питие определяет сознание», хотя это был просто небольшой экскурс в историю, без каких-либо многозначительных выводов, как у меня.

Сцена из спектакля «Невидимая книга». Фото Андрея Кокшарова.

Но и тут не обошлось без перемены картины. Едва я попробовала станцевать в социальных сетях чечётку на эту злободневную тему, на сцену вдруг вышел известный псковский эксперт по напиткам Денис Шумаков и начал ругаться у меня в «Фейсбуке»:

«Противопоставлять шампанское, произведенное классическим методом, и игристое, произведенное ускоренным методом — это изначальная бессмыслица. А уж делать из этого противопоставления выводы, связанные с устройством общества — это просто бред».

Сцена из спектакля «Невидимая книга». Фото Андрея Кокшарова.

В постели с политикой

А вот эпизод встречи кинорежиссёра Андрея Звягинцева с участниками фестиваля и псковскими зрителями после просмотра фильма «Нелюбовь».

Звягинцева, конечно же, всякими окольными путями подводили к разговору о цензуре и, особенно, о самоцензуре в условиях, когда вона что с Серебренниковым-то творится и полюбуйтесь, какая нам всем «Матильда».

Художник, у которого каждый новый фильм – как песнь из Дантова «Ада», будто он создаёт новую классификацию смертных грехов, ответил без обиняков.

Андрей Звягинцев на фестивале «Заповедник». Фото Андрея Кокшарова.

Про дело Серебренникова:

«Я абсолютно убеждён, что это политический заказ. У меня нет никаких сомнений».

Про скандал вокруг «Матильды»:

«Слушайте! Такое ничтожное количество людей будет диктовать стране, в которой 140 миллионов и которая считается светским государством… что смотреть, что не смотреть? - Ради бога, если вам это не нравится – не смотрите, но это же угрозы. Террористические, экстремистские угрозы. Почему молчит государство - это просто невероятно, очень странно».

Как вдруг сбоку сцены возникает дядечка, только не с двухдневной щетиной, а с аккуратно постриженной бородкой, он же руководитель Театрально-концертной дирекции Псковской области Дмитрий Месхиев, и поправляет: «Это пиар вышедший из-под контроля, с моей точки зрения».

- Я не думаю, что это пиар, - удивляется Звягинцев.

- Вышедший из-под контроля, Андрюша! – настаивает Месхиев.

Встреча Андрея Звягинцева с участниками фестиваля и псковскими зрителями. Фото Андрея Кокшарова.

«Я не знаю, что там такое происходит, но там точно где-то там наверху что-то ещё происходит… - на правах гостя вежливо закругляет Звягинцев, демонстрируя высший пилотаж самоцензуры. - Но всё это, конечно, мешает жить, мешает думать, мешает заниматься творчеством».

Преодолевать самоцензуру в личном творчестве Звягинцеву, как он не устаёт повторять, помогают слова Савонаролы: «Когда я вижу перед собой страх, я надеваю очки вечности – и страх отступает».

Андрей Звягинцев на фестивале «Заповедник». Фото Андрея Кокшарова.

«Потому что сколько, собственно, осталось-то? Немного. И что? Вестись за этими чудиками за всеми? Ты отвечаешь своим произведением за то, какой вклад делаешь в общее наше устройство».

Зрители спрашивали у Звягинцева, выжил ли мальчик, отказывался ли кто-нибудь из артистов от участия в интимных сценах или почему его сравнивают с Тарковским…

А сам Звягинцев задаётся вот какими вопросами:

- почему герои его фильма «Нелюбовь» так и остались «в тех же берегах» и то, что с ними произошло, не послужило топливом для ракеты, которая вывела бы их на другую орбиту?

- почему хвалёное русское радушие и даже простое любопытство к ближнему теперь легче встретить в Швейцарии, где каждый пограничник тебе и «здравствуйте», и «доброго пути», а в России только «поставьте вещи на ленту»?

- почему в благополучной Швейцарии граждане знать не знают, как зовут их президента, а у нас политика по ночам лезет к тебе в постель, а днём скалится в углу, как хищное домашнее животное, которое надо всё время подкармливать, чтобы оно тебя не сожрало? (Сам Звягинцев от этого домашнего животного, сами понимаете о чём он, избавился и очень рад.)

Мене, текел, упарсин

Ещё фестивальная повседневность. В царской часовне возле псковского железнодорожного вокзала в один из дней «Заповедника» свершилось жиденькое, но всё равно «молитвенное стояние» против фильма «Матильда».

А на самом вокзале тем временем ещё один бородатый мужик устроил основанный на временном парадоксе хайп. Это я про выставку Александра Стройло «Довлатов и Ленин».

На открытии выставки Александра Стройло. Фото Андрея Кокшарова.

Созерцающих гигантские буквы-скрепы, из которых составлено «Россия начинается здесь» на набережной у Псковского кремля, теперь тоже будет шокировать бородатый мужик - с инсталляции Кати Красной на быках под мостом.

Инсталляция Кати Красной на набережной реки Великой. Фото Андрея Кокшарова.

Ты такой проникаешься патриотизмом, стараясь уверовать в некое уготованное России «особое предназначение», а он тебе откуда-то снизу: «Не надо быть как все, потому что мы и есть как все».  

Инсталляция Кати Красной. Фото Андрея Кокшарова.

Или вот спектакль «Невидимая книга» по записным книжкам Довлатова в пафосном псковском питейном заведении.

На входе всем желающим наливали по рюмашке и предлагали закусить бутербродом с ветчиной. А в зале угощали зрителей коктейлями – в строгом соответствии с хронологией Наталии Лебиной, потому что во времена Довлатова коктейли позволяли гражданам имитировать принадлежность к высокодуховному обществу.

Сцена из спектакля «Невидимая книга». Фото Андрея Кокшарова.

В анонсе спектакля было сказано, что зрители смогут стать его полноправными участниками. Вот две подвыпившие юные дамы возле барной стойки и старались изо всех сил – так что окружающие приняли их за подсадных уток…

Сцена из спектакля «Невидимая книга». Фото Андрея Кокшарова.

Пока сбоку не появился ещё один известный в театральном мире красавец со щетиной на щеке (откуда они только каждый раз берутся?) и не начал их вполголоса воспитывать.

За ближайшим к сцене столиком, сервированным деревянными счётами из сельпо, сам губернатор Андрей Турчак. Улыбается, снимает всё происходящее на смартфон в формате вертикального видео (чтобы запостить в Stories, объясняют мне мои более продвинутые коллеги).

Спектакль-«квартирник» «Невидимая книга». Фото Андрея Кокшарова.

Как вдруг один из актёров обращается с надрывом Гнойного будто бы лично к главе нашего региона, угрожающе зависая над его столом:

«Не пиши ты эпохами и катаклизмами!»

Спектакль-«квартирник» «Невидимая книга». Фото Андрея Кокшарова.

Губернатор проявляет находчивость и многозначительно сдвигает одну из костяшек на положенных перед ним деревянных счётах.

Далее:

«Оказались мы в районе новостроек. Стекло, бетон, однообразные дома… - «Уверен, что Пушкин согласился бы жить в этом мерзком районе» - «Пушкин не согласился бы жить... в этом году!»

Спектакль-«квартирник» «Невидимая книга». Фото Андрея Кокшарова.

И опять раздаётся грохот костяшек за губернаторским столом.

«Есть люди, которые умеют писать. И есть люди, призванные командовать. Пишущие мало зарабатывают. Чаще улыбаются. Больше пьют… Начальство же состоит, в основном, из разросшихся корректоров, машинисток, деятелей профсоюзов. Чувствуя свое творческое бессилие, эти люди всю жизнь шли надежной административной тропой. Отсутствие профессиональных данных компенсировалось совершенной благонадежностью…»

Стук костяшек.

Ещё цитата из спектакля: «Нас убивают, а мы живём и пишем». Все смеются. Долгие продолжительные аплодисменты. «Занавес».

Сцена из спектакля «Невидимая книга». Фото Андрея Кокшарова.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру