Хотя один из этих новых спектаклей в репертуаре дрампуша не такая уж и премьера.
На самом деле спектакль-концерт «Гимн любви» – новинка только для псковичей. Как объяснил псковским зрителям режиссёр этой постановки Алексей Злобин, с показа в Пскове «Гимн» начал свою вторую жизнь после пандемии.
Судя по реакции зала, реанимация прошла успешно. «Гимн» этот поднял на ноги не только лишь всех.
Если терем с дворцом кто-то занял
А теперь представьте: выходит к микрофону женщина в чёрном. Немолодая, не самая красивая, даже не накрашенная… Но когда через полчаса она же становится в позу «не влезай – убьёт» и начинает петь «Хабанеру», в зале раздаются вздохи восхищения, если не всхлипывания, а мужчины с галёрки кричат «браво!»
Вы часто слышите, как псковские мужчины в состоянии экзальтации кричат в нашем театре «браво»? А ведь некоторые из них даже пришли на это представление с цветами (могут ведь, если захотят!).
Например, мой старинный приятель явился на «Гимн любви» с громоздким букетом и категорически отказался поставить его у стеночки, а весь спектакль аккуратно держал на коленях, боясь нечаянно помять.
Когда и во второй вечер он принёс на спектакль Ирины Евдокимовой букет, я уже не удивилась.
У меня и самой по спине забегали мурашки величиной с грецкий орех, когда Ирина запела: «Здесь лапы у елей дрожат на весу, здесь птицы щебечут тревожно. Живешь в заколдованном диком лесу, откуда уйти невозможно…»
Последние строчки «Лирической» Владимира Высоцкого в её чеканном исполнении («Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял!») – так и вовсе до слёз, не знаю, в связи с общественно-политической обстановкой или это волшебная сила искусства.
Наверное, и то, и другое. А ведь я могу только догадываться, какое действие то чарующе нежный, переливающийся, как солнечные блики на воде, то неожиданно низкий, как из пекла, нутряной голос Ирины производит на представителей сильного пола.
Например, если она поёт «В бананово-лимонном Сингапуре», то на словах «когда под ветром ломится банан» вдруг явственно ощущаешь, каким могучим и опасным может быть этот банан (в руках-то мастера). Страшновато становится: не стой под бананом!
Между тем мой сосед с букетом на коленках начал подпевать. Хотя этот «бананово-лимонный» был вовсе «лимоново-банановым» – то есть, на этот раз исполнительница нисколько не подражала Вертинскому, а даже наоборот: придумала какой-то свой Сингапур с бананами ХХХ-размера. И это было завораживающе.
Короче говоря, товарищи-мужчины. Как увидите в следующий раз на афише дрампуша «Гимн любви», – бегом в театр, потому что это посильнее виагры и пока не подпадает ни под какие санкции.
Ирина рискнула перепеть на свой лад не только Вертинского с Высоцким, но и саму «примадонну отечественной эстрады».
Только у Ирины и глаза не такие печальные, и корочка арбузная в руке понажористей – как будто с того самого баобанана. И Тихорецкая, куда её везёт вагончик, для такой девчоночки вовсе не конечная остановка.
Жалко только, что на премьере в субботу сразу после «Гимна любви» во всех смыслах (представление завершалось той самой, одноимённой, песней Эдит Пиаф) на сцену слишком торопливо вышел супруг Ирины и её партнёр по их совместному проекту «Артгнездо» Алексей Злобин, чтобы прорекламировать свою новую книжку стихов «Прогулка».
И это у него получилось: желающих купить его книжку, тем более, с автографом автора, после этого явно прибавилось. Но…
Публика, понимаешь, едва успела выдохнуть и уже было приготовилась кидать на сцену банкноты с бриллиантами, как вдруг нам обломали весь кайф.
Хотя бисирование потом всё-таки состоялось, но, скорее, по инициативе самой актрисы, которая, как и мы все, не хотела уходить из зала просто так…
Особенно после того, как и режиссёр тоже публично признался ей в любви.
(Там потом была ТАКАЯ цыганочка с выходом, что держите меня семеро).
Корабль плывёт
На следующий вечер Ирина Евдокимова была уже совсем другой. Если накануне она блистала в опере собственного сочинения, то теперь – в балете.
Причём балериной она оказалась ничуть не менее виртуозной, чем оперной дивой.
Ведь жанр спектакля «Посвящается Я…» его создатели определяют как «детектив-балет на слова Иосифа Бродского».
Поэму «Посвящается Ялте», которая легла в основу этой постановки, Бродский написал в январе 1969 года. А умер он в Нью-Йорке в январе 1996 года.
Таким образом, объяснил зрителям перед началом представления режиссёр и второго спектакля Алексей Злобин, эти два события в жизни Бродского отзеркалились.
Совпадение? Думаю, так и есть. Хотя после просмотра «Посвящается Я…» становится ясно, что любое событие в жизни человека так или иначе связано с его смертью и, разумеется, неизбежно ведёт к ней и только к ней.
Начало поэмы Бродского само по себе бьёт наотмашь, а уж тем более, когда его вытанцовывает (руками, ногами, языком) Ирина Евдокимова:
История, рассказанная ниже,
правдива. К сожаленью, в наши дни
не только ложь, но и простая правда
нуждается в солидных подтвержденьях
и доводах. Не есть ли это знак,
что мы вступаем в совершенно новый,
но грустный мир? Доказанная правда
есть, собственно, не правда, а всего
лишь сумма доказательств. Но теперь
не говорят «я верю», а «согласен».
- Как будто этот текст написан Бродским вчера по мотивам событий последних даже не месяцев, а дней.
И в «грустном» этом «мире» в наш «атомный век» Ирина Евдокимова с помощью детского стульчика, красного карманного фонарика, игрушечного кораблика, корабельной рынды и мятого плаща рассказывает нам о том, как всегда нелепа смерть, а всё заряженное обязательно стреляет, причём в кого попало.
«Апология абсурда»? Скорее, констатация.
Это опять был моноспектакль. Но почему-то когда я вспоминаю разговор АКТРИСЫ со СЛЕДОВАТЕЛЕМ, я явственно вижу, что на сцене были двое. И что СЛЕДОВАТЕЛЬ не только налил АКТРИСЕ вина (буль-буль-буль), а ещё и по голове её погладил, когда она, уже сильно пьяненькая, засыпала на своём старом диване (я сказала «диван»? Это тоже глюки).
Может, МАЛЬЧИШКА, сын КАПИТАНА, получился и не слишком достоверным… хотя… что мы знаем о мальчишках образца 1969 года?
Зато комары были настолько достоверными, что у меня во всех местах зачесалось.
Вино тоже было вполне себе достоверное (у моего соседа по зрительному ряду сразу же заурчало в животе).
И невидимый бокал в руке у Ирины Евдокимовой немедленно материализовался, как только она стал водить по его краю пальцем, потому что тут же послышался этот характерный тонюсенький звук, не как комариный писк, а вот именно такое стеклянное «пиу-пиу»…
Причём это был живой звук (его источник находился где-то внутри Ирины).
И стульчик этот детский… зловещий, как электрический, и плащ этот с кровавым подбоем в кровавой луже красного света… Все эти бездушные предметы оживали во время представления, заряжаясь от Ирины Евдокимовой её неуёмной энергетикой.
А сама она проплыла мимо нас эдакой «Колхидой» в гирлянде огоньков, вокруг которой пенятся буруны, а позади струится шипящий след. И псковские зрители такие – как мухи, льнущие к зажжённой лампе (всё строго по тексту Бродского).
Спойлер: нет, убийца не садовник. Я только не поняла, кто там с таким грохотом падал за кулисами не в самые драматические моменты представления.
