– Многие в детстве мечтали быть единственными и неповторимыми для своих родителей, чтобы пользоваться их безраздельным вниманием. Истинная любовь к братьям и сестрам приходит с возрастом. Но Вы изначально были лишены эгоизма и смотрели на родственные узы по-другому. Почему, как думаете?
– Нас с братом Сашей было двое, но все детство (а жили мы севере, в городе Кирове) окружали большие семьи. И дружила я с многодетными. Почти все мои подруги имели по две сестры. Кстати, звали их одинаково – Вера, Надежда и Любовь. У моей бабушки было много детей, а у бабушки мужа вообще 11 или 12. В общем, большие семьи считались тогда чем-то само собой разумеющимся. Я давно получила образование, вышла замуж и переехала в Псков, но круг общения не изменился. Почти все наши с супругом друзья имеют большие семьи. Например, у отца Виталия – настоятеля храма Варлаама Хутынского в Пскове – 11 детей. Помню, когда ждала Сашеньку, нашу пятую дочку, была немного в шоке. А потом услышала об одном из псковских батюшек: «Они девятого ребеночка ждут и радуются жизни», – и сразу успокоилась.
– Мама поддерживала Ваше желание иметь много детей?
– Она воспитывала нас с братом в духе уважения к родителям, и сама подавала пример того, как жена должна относиться к мужу. Старалась быть мягкой, не рубить с плеча, сглаживать острые углы, говорила, что отец в семье главный. Мама с папой прожили вместе больше 50 лет, и, конечно, бывало всякое. Но отец уже под конец жизни как-то сказал: «Лучше моей Маши никого нет». А после его ухода мама вздыхала: «Ну вот, теперь я осталась с одним крылом».
– Любовь к изобразительному искусству тоже от родителей?
– Папа хорошо рисовал. Но, думаю, в моем случае генетика не была решающим фактором в выборе профессии. Немаловажную роль сыграло воспитание. Заметив, что я с детства не выпускала из рук карандаш, родители стали буквально культивировать рисование. На красках и карандашах не экономили. В художественной школе училась с удовольствием. Однажды, чтобы сделать наброски животных, я отправилась в деревню к родственникам. У них родился теленок – я рисовала его в темном помещении с крохотным окошком над землей, сидя на маленьком стульчике. Помню горячее дыхание коровы. Страшно и… очень интересно.
– А книги? Любовь к ним была отличительной особенностью нескольких поколений советских детей…
– Родители, как и многие в то время, много читали. Дома была хорошая библиотека. А еще за победу в разных конкурсах (я постоянно в чем-то участвовала) мне дарили хорошие книги. Любимой была «Сказки народов мира» с потрясающими картинками, которые я любила раскрашивать. А «Горе от ума» Грибоедова читала и я, и мои дети. Дорогие с детства книги остались со мной.
– Как из простой девчонки, которая любит рисовать, Вы превратились в студентку знаменитой «Мухи» (Ленинградского высшего художественно-промышленного училища имени В. И. Мухиной – У. М.)? Не каждому удается осилить высшую ступень обучения или даже приблизиться к ней.
– Поступала туда трижды. Сначала сразу после окончания кировского художественного училища. Тогда меня даже до экзаменов не допустили – нужно было отработать, куда пошлют. Год трудилась художником-оформителем на спичечной фабрике, рисуя плакаты, транспаранты, решения 25 съезда КПСС… Прекрасная была школа: и профессии, и жизни. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом: не хватило одного балла. Но мое желание учиться в «Мухе» было так велико, что я решила не сдаваться и идти до конца. Чтобы задержаться в Ленинграде и иметь возможность ходить на подготовительные курсы, поступила в электромонтажный техникум (там общежитие давали), работала в школе небольшого городка Ленинградской области. В третий раз все получилось. Поступила на текстильное отделение, выдержав конкурс 11 человек на место.
– Как чувствовали, что академия даст вам не только желанную профессию, но и спутника жизни. Вы же с ним там познакомились?
– Да. Хочу заметить, что ни о какой личной жизни я тогда не думала – некогда было. Нам очень много задавали. Все получилось само собой. Николай (он учился курсом старше) рисовал учебный портрет моей соседки по комнате. Зашел к нам на чай, потом стали общаться, дружить. На 4-м курсе поженились. Свадьба была студенческая – веселая и безбашенная. Пошли, нарядные, фотографироваться – сначала в Эрмитаж, потом в родную «Муху». Это случилось зимой, а летом, в день, когда Коля должен был защищать диплом, у нас родилась Катя.
– Пришлось брать академический отпуск?
– Нет, посовещались с мужем и решили, что доучусь. В конце концов, у некоторых моих однокурсников к тому времени было уже по двое детей, и ничего, справлялись. Спасибо Николаю, он меня во всем поддерживал. В том числе и с дипломом: помогал ткать гобелен. Катя, конечно, не была образцово-показательным ребенком, как и мы – идеальными родителями. Кроватку заменял деревянный ящик, коляску купили, когда Катя уже подросла, а одежду и пеленки студенческие друзья организовали. Так и справлялись потихоньку. Трудно, не богато, но вместе и очень весело.
– Когда вы переехали в Псков?
– В 90-м году. Работать и жить было негде и не на что, с нами маленький ребенок, на подходе еще один. В это трудное время здорово поддержали друзья, выпускники «Мухи» – священник Алексей Вовченко, Володя Бердышев, Вика Кучеровская. В один прекрасный день группа художников, а вместе с ними и мой муж, отправились в Черновцы расписывать православный храм. А мы осталась с маленькой Катей в ожидании появления на свет Маши… Коля вернулся с чемоданом денег, которые вскоре обесценились, а вместе с ними рухнули все наши планы.
– Но вы не только не сошли с ума, не разбежались, но и решились на третью дочку…
– Анечка родилась в 1993 году. На тот момент мы с супругом были оформлены в доме Сафьянщикова, где работало малое предприятие «Великорецкие мастера». Там тоже собрались все наши, выпускники «Мухи». Но денег по-прежнему остро не хватало. Чтобы получить талоны на продукты, нужна была псковская прописка. А поскольку собственного жилья не имелось, нас прописали в храме Варлаама Хутынского.
– Прописка в храме? Звучит символично. Вера помогала вам пережить тяжелые времена?
– Только она и помогла. Если бы мы не ходили в церковь, где нас поддерживали молитвой, благословением, добрыми советами, общением, вещами, продуктами, не представляю, как бы мы с этим справились. Я даже картошку бегала в храм варить, когда у нас свет отключали… Искренняя вера – это очень важный аспект в воспитании. Многие острые вопросы снимаются сами собой. Знание и соблюдение духовных заповедей дисциплинирует детей, учит их любви, состраданию, прощению и ответственности перед другими людьми. Да и во взрослом возрасте терпение и смирение помогают проходить испытания, принимая жизнь такой, как она есть.
– Когда вы ждали четвертого и пятого ребенка, муж, наверное, мальчика хотел?
– Сначала да. Но когда родилась младшая Сашенька, Коля успокоился и сказал, что теперь может еще пять девочек выдержать.
– Судя по тому, что девчонки рождались одна за другой, Ваш декретный отпуск был долгим. Не устали дома сидеть? Многие женщины с трудом выдерживают полтора года…
– Мой отпуск «по уходу за ребенком» в общей сложности длился 10 лет. Но быть в декрете и скучать дома – это не одно и то же. Многодетной маме всегда есть, чем заняться. Кроме того, уйдя в декрет с Детской школы искусств, я продолжала активно участвовать в ее жизни. Работала в мастерской, помогала мужу, участвовала в выставках. А когда Сашеньке исполнилось 3 года, вернулась в школу. Дочки ходили со мной на занятия. Творческая атмосфера была и в школе, и дома – кругом картины, книги по искусству, разговоры на эту тему. Мы ни на чем не настаивали – мы просто этим жили, а девочки смотрели на нас. Не удивительно, что они закончили Детскую школу искусств.
– У вас с мужем возникали споры по поводу воспитания детей?
– Мы старались придерживаться одной линии, как и должно быть. Я была достаточно строгой, муж еще строже. Требовали от девочек в первую очередь дисциплины и ответственности, но давали полную свободу в проявлении творческих способностей. Впрочем, женский и мужской подход к воспитанию все-таки немного отличаются. Девочки же – создания нежные. Я, как могла, сглаживала острые углы, убеждая мужа быть немного мягче и снисходительней. Но острых споров, конечно, не было. Всегда получалось договариваться – важное качество в семейной жизни.
– Годовщину свадьбы отмечаете?
– Именно эту дату – нет, а вот дни рождения детей и внуков обязательно. А еще у нас есть традиция всей семьей отмечать главные православные праздники. Особенно любим Рождество Христово. Собираемся вместе, наряжаем елку, накрываем стол, разговариваем по душам.
– Говорят, муж и жена – одна сатана. Чем вы похожи? Профессия и дети не в счет.
– Мы одинаково требовательны к другим и, в первую очередь, к себе. Оба сдерживаем данное общение и уверены: работать надо так, чтобы перед людьми не было стыдно. И на первом месте для нас интересы дела, а потом уже собственные. Впрочем, так воспитывали всех детей в советские годы. Просто мы хорошо усвоили уроки.
– Осталось ли в вашей семейной жизни немного романтики и вообще, нужна ли она?
– Помню, в декабре прошлого года по пути на службу в храм поскользнулась и сломала руку. Наложили гипс. Я ничего не могла делать и чувствовала себя совершенно беспомощной. Не знаю, как бы справилась с этим, если бы не муж. Он мне и одеваться помогал, и готовил, и убирал. Коля – человек, на которого я всегда могу опереться. Он со мной и в горе, и в радости. Что касается вашего вопроса… Муж приносит мне иногда цветы и просит, чтобы я их нарисовала. Не скрою, это приятно. Но это не самое главное.
– Не возникало ли у Вас за долгие годы совместной жизни желание психануть и громко хлопнуть дверью?
– Сколько угодно! Коля мой – человек импульсивный. И раздражалась я, и злилась. Останавливал священник, который спрашивал: «А ты чем лучше»? Эти слова меня всегда останавливали. Сама не подарок. Терпеть, не осуждать, прощать – только так можно не дать разгореться конфликту и восстановить мир в семье. Коля это тоже понимает. И я люблю его, несмотря ни на что.
Любить – вот такая простая и емкая формула семейного счастья семьи Самойленко. И она работает!
