В 1988 году Александр поступил в Днепропетровский Академический театр оперы и балета художником-декоратором. Именно этот театр стал для него художественным институтом и производственной мастерской. Там он работал над такими спектаклям как «Щелкунчик», «Мазепа», «Князь Игорь», «Снегурочка» и «Кармен».
В 1994 году Александр вернулся на родину, в Псков, где устроился художником-декоратором в театр драмы им. Пушкина, а в 1998 году вместе с женой Ольгой Окуневой переехал в Афины. Там они сотрудничали с отелем «Holidays in Evia» как художники-постановщики ночного театра анимации. Кроме того, Александр участвовал в спектаклях в качестве актёра, декоратора и художника. С его участием было поставлено 22 сценических шоу, среди которых: рок-опера «Иисус Христос – суперзвезда», «Грис», «Пиноккио», «Золушка».
В 2000 году супруги ушли из театра, но продолжили свой творческий путь. Александр много занимался живописью, работал над декорациями для кино, телевидения и перформансов, сотрудничал с греческими театрами, среди которых «Паллас» и Национальный театр, принимал участие в выставках. Также он выступил декоратором в таких фильмах как «Урания» (2006), «Эль Греко» (2007), «Мужчины Эмдена» (2012), «Корабль в Палестину» (2012), «Два лика января» (2013) и «Маленькая Англия» (2013).
Пять лет назад Александр вернулся в Псков. За это время в городе прошло уже четыре выставки его работ, среди которых «Ночь одной осени» и «Условия кристаллизации». Каждый день на выставку «Условия кристаллизации» приходило множество новых зрителей. Даже когда выставка закрылась, люди продолжили приходить, жалуясь, что не успели посмотреть картины Александра. Именно поэтому спустя четыре месяца в библиотеке на Конной открыли новую выставку. Как отметили сотрудники библиотеки, «по заявкам трудящихся». Это случай стал действительно уникальным для выставочных пространств Пскова.
В конце мая в Центральной городской библиотеке Пскова на Конной открылась выставка живописи «Практика бытия». Экспозиция включает в себя около 40 картин, в числе которых пейзажи Греции, также натюрморты и виды Пскова, выполненные в духе романтического урбанизма, столь полюбившегося горожанам на прошлой выставке.
Корреспондент «МК в Пскове» пообщался с Александром Вихровым и узнал, какие авторы и произведения произвели на него наибольшее впечатление, что он считает настоящим искусством и чем вдохновляется.
– Что для вас значит искусство?
– Искусство – это очень хорошее слово. Многие спрашивают, чем отличается творчество от искусства. Творчество – это, прежде всего, удел креативных людей, людей хайпа, домохозяек. А вот искусство требует жертв. Даже потреблять его очень трудно. Нравится вам или не нравится – это не показатель отношения к искусству. Современное искусство стоит на людях хайпа, креативных и хорошо рисующих людях. А дистанция между хорошо рисующим человеком и мастером, который осознаёт, что он хочет делать, огромна. С точки зрения нормального человека профи рисовать не умеет. Как говорит моя тетушка, глядя на картины: «Что-то я ничего не понимаю, какая-то мазня». С её точки зрения это реально мазня, потому что тетушке нужно, чтобы все было точно выписано маслом по холсту. Говорят же художники: «Мы не рисуем, мы пишем». Я всегда спрашиваю: «Где вы этому набрались? На каких дизайнерских курсах вам это вещают?»
– Какой глагол используете вы?
–Я употребляю слово «пишу» на автопилоте. Но, когда мне принципиально, я говорю, что я крашу. Здесь не нужен излишний пафос. Это работа поденная, тяжелая, которая должна стать привычкой. То есть это абсолютно обычная работа. На прошлом вернисаже в январе ко мне подошла девушка и сказала: «Я думала художник – это вдохновение». А я ответил ей, что художник – это тяжелая работа.
Искусство требует от человека определенного мужества. На эту фразу одна моя подруга полчаса рассказывала мне про гражданское мужество трактористов, космонавтов, военных, танкистов и так далее. Но у художника, в отличие от них, нет никакой страховки. Как я сказал однажды своей дочке: «Если ты видишь более-менее состоявшегося художника, а не малолетнего мастера хайпа, то этот человек в свое время не струсил». Когда человек выбирает любую специальность – врача, космонавта, художника, дизайнера – это становится вопросом призвания, хоть я и не люблю такие обороты.
Уже в раннем детстве я знал, кем я буду. Можно было сомневаться: какое-то время я занимался спортом, музыкой, поступил в наш Политех и ушел через год, поняв, что я делаю что-то не то. Из-за ссоры с родителями ушел добровольцем в армию. Когда у меня спрашивают, как стать художником, я отвечаю: «Элементарно. Сначала придется все оставить, а потом, если вы выживете и будете заниматься рисованием лет пятнадцать, вы станете художником». Не у всех получается. У Гитлера не получилось, а у Дали получилось, хотя задатки художника у них были одни и те же.
Изобразительное искусство – это не просто нарисованные картинки. Это культура, как литье металла, изготовление ракет, поездки на поездах. Искусство – это жизнь в среде. В первую очередь надо вести жизнь художника. Не ходить с длинными волосами в желтой футболке и с кольцами, а вести правильный образ жизни. Тогда картинки и приложатся. Это определенная жертвенность.
– В чем состоит эта жертвенность?
– В том, что у художника нет никакой страховки. Художникам приходится уходить от родных, которые в ста двадцати процентах случаев не дадут им рисовать. По их мнению, это блажь. Мало кто поймет, что это дело, ради которого стоит жить.
– Все-таки по отношению к вам лучше употреблять слово «искусство»?
– Я не настолько пафосный и высокомерный. Вы понимаете, эти вещи не обязательно называть словами. Либо ты - да, либо ты - нет.
– Каким вы видите свой творческий путь?
– Я работаю, работал и собираюсь работать. У меня нет ни шанса изменить свою жизнь, ни другого дохода. Это и мой хлеб, и необходимость, и работа, и удовольствие. Я живу только этим. Ещё я занимаюсь декорацией, кошу траву, колю дрова, зависаю в городе. Это и есть мой творческий путь. Сколько мне ещё отмерено, не знаю, но идти на стройку мне уже поздно. Хотя для выставки мне пришлось настрогать штук тридцать пять рамок. Люблю делать красивые вещи.
– Вы сейчас работаете над чем-то новым?
– Это довольно параноидальная вещь из серии деструктивов. Она довольно крупная для меня. Условное название – «Явление». Я начал её красить пару лет назад, а потом задвинул в дальний угол и начал заниматься чем-то другим. А сейчас достал и подумал, что надо докрасить. Помню, тогда летом был салют на набережной. Там стояла толпа народа, и это было очень красиво. Именно тогда я сделал несколько фотографий и набросок, возникла эта идея картины. Я начал её с восторгом, собирался закончить к прошлой выставке, но позже решил заняться сначала другими делами.
– Есть ли среди всех работ наиболее значимые для вас?
– Все работы значимые, потому что каждая из них требует определенного усилия и внимания. Я люблю все свои работы. Здесь на выставке есть самая старшая, 2000-го года. До этого времени у меня не осталось даже фотографий моих картин – что-то продано, что-то потеряно. В какой-то момент после московской выставки пропало большое количество картин – штук сто. Где они, что с ними – до сих пор не ясно. Плюс, картин сто я оставил в Афинах. Например, деструктивов осталось штук пять-шесть. А раньше их было очень много, так как ещё несколько лет назад это была базовая тема.
– Как вы отбирали работы для этой выставки?
– Никак. Я отбирал работы для прошлой выставки, а для этой я собрал все в кучу, посмотрел, что можно скомпоновать и выставил, что есть. Здесь и этюды, и маленькие картины на бумаге. Сейчас во мне проснулся перфекционист. По пять-шесть сеансов я зависаю на этюдах. В последнее время я крашу акрилом. Хоть я одинаково работаю любым материалом, кроме акварели. Акварель для меня – это не материал для живописи, а просто техника. Но это меня мало интересует.
– Кто-то вдохновляет вас?
– Естественно. У меня есть даже конкретные персонажи. Например, одна девица у меня почти на каждой картине. На каких-то картинах изображен Псков, на каких-то – Афины. Некоторые вещи я крашу документально, на некоторых вы видите конструктив. На одной картине я изобразил свои впечатления от Рижского вокзала. Я вышел на перрон, увидел солнышко весной и ахнул. Накрасил работу буквально за два сеанса. Это самая параноидальная работа. Она – словно коллаж с нарезанными картинками. Все мои картины – это живые впечатления. Вот картина с маками. Тогда мы вышли погулять в Самолву. Я присел и увидел эти маки. Накрасил с ними сразу несколько картин.
– Почему вы называете картины деструктивами?
– Изначально это понятие пошло из музыки, а потом через несколько лет прикрепилось к моим работам. По большему счету это импрессионизм, хотя я против этого протестую. Когда какой-либо творческий союз Москвы или Санкт-Петербурга привозит к нам какую-либо выставку – жирные мазки, наляпанная чем-то краска, я вижу, что это не живопись. Живопись – это композиция, конструкция, впечатления.
– На вашем творческом пути были наставники, которые вам помогли?
– В ИЗО самозванцев не бывает. Когда кто-то называет себя самоучкой, это брехня. Можно хорошо научиться рисовать и стать классным примитивистом. Однако как говорят в оккультных науках, без проводника легко заблудиться. Так и в ИЗО – пока вам кто-то руки не сломает и мозг не вправит, вы не поймете ничего. Для художников среда – это все. Мне очень повезло в моей жизни. Так бывает, ты живешь-живешь, а в один миг вдруг понимаешь, что среда – это ты. Ты продолжаешь жить в среде, но в какой-то момент начинаешь диктовать её условия. Мне быстро вставили мозг, объяснили некоторые ориентиры, а я оказался не совсем амбициозным.
– Какие авторы и произведения вас вдохновляют?
– Герман Гессе «Игра в бисер», Франц Кафка «Замок», сказки Гоффмана. Там уже и до экзистенциалистов недалеко, потому что эти мастера сами по большей части экзистенциалисты. Достоинство экзистенциалистов даже не в том, что они написали и сказали, а в том, что они дошли до этого своим умом, без влияния начитки сверху, как Елена Блаватская, Даниил Андреев, Данте Алигьери, которые были передатчиками, компоновали изображения.
– Приходилось ли вам сталкиваться с негативной реакцией публики?
– Я постоянно сталкиваюсь с негативной реакцией. Я никак на нее не реагирую. Иногда я встречаю людей, которые впервые видят живого художника. Например, таксист в Афинах думал, что все художники мертвы и висят в музеях.
Как мы видим, художник – это не просто профессионал, который рисует с помощью кисточки и красок. Это человек, который видит что-то обыкновенное и может преобразовать это в произведение искусства.
Отметим, что выставка Александра Вихрова «Практика бытия» будет работать в читальном зале библиотеки на Конной до 18 июня. Полный перечень работ, представленных в экспозиции, можно посмотреть на сайте библиотеки.
